Игумения Арсения (Воспянская): «Вся наша жизнь и есть жизнь духовная»

Приводим первое интервью нашей матушки вскоре после её поставления в игумении.

***
— Матушка, Вы несколько лет назад получили психологическое образование. Как у Вас сочетались психология и религия?

— Начинала я учиться психологии будучи уже довольно воцерковлённым человеком. И не без опасений за своё «благочестие». Тогда мне казалось, что надо работать только в рамках так называемой православной психотерапии, даже миссионерствовать. Через какое-то время я поняла, что психология моим убеждениям не угрожает и проповедей от меня никто не ждёт. И ещё для меня было открытием, что нет никакой православной психотерапии, а есть более или менее профессиональные терапевты, которые исповедуют Православие в частной жизни, и это как-то влияет на экзистенциальные основания их работы. Тут для меня стало важно усердствовать по двум направлениям: по возможности повышать терапевтическую квалификацию и продвигаться по духовному пути.

Единство этих направлений обозначилось не сразу, вначале я даже ездила к известному старцу, духовнику Троице-Сергиевой Лавры архимандриту Кириллу (Павлову), с вопросом: как быть, если я хочу быть в монастыре, но люблю свою профессию? Отец Кирилл сказал, что не видит тут никакого противоречия, что я буду монахиней и психологом.

— Не возникало ли у Вас внутренних противоречий, связанных с психологией? Не стали ли Вам некоторые идеи казаться слишком узкими?

— Кроме «идеи» Евангелия, любая идея, претендующая на полноту представления о человеке, кажется мне узкой. Но психологическая наука, слава Богу, не претендует на всеохватность подхода и исключительность влияния на личность. Она рассматривает человека и человеческие отношения в определённом — душевном — ракурсе. И только в самых крайних своих подходах и терапевтических методах она может противоречить духовному взгляду. Вот тут и есть, по моему мнению, место приложения аксиологических убеждений психотерапевта, момент его личностного выбора, а не профессионального.

— В какой момент Вы решили прийти в монастырь? Что такое быть монахом?

— Это такая тема… Неизъяснимая. Одно могу сказать точно: в монастырь приходят от радости! От невозможности жить по-другому, если в твою жизнь входит необыкновенная радость любви Божией к тебе. На этом фоне все другие «счастья» представляются такими недостаточными! Одиночество — неполнота, ущербность; в браке одиночество преодолевается обретением другого. В монашестве этот другой — Сам Бог. Монашеская жизнь — совсем другая реальность. Это так же трудно описать, как, например, бездетному человеку разъяснить радости материнства. Я и сама, ещё не будучи монахиней, пребывала в иллюзии, что уже столько знаю о монашеской жизни, что осталось только одежду переменить. Только после пострига стало очевидно, что ничего не знаю об этом, и что дай мне Бог хотькогда-нибудь стать настоящей монахиней.

— Продолжаете ли Вы практиковать в психологии в уже новом статусе? Как Вы полагаете, сможете ли Вы найти общий язык с человеком, далёким от религии?

— Психотерапевтическая практика — одно из моих послушаний, такое же, как и настоятельство. Я не могу бросить его по своему желанию. Так что приходится совмещать. Кое-в чём монашество действительно затрудняет работу с неверующими в Бога: появилось какое-то особенное сострадание к ним. Что отнюдь не объективирует взгляд психотерапевта.

— Можно ли начать жить церковной жизнью, не встретив Бога?

— К примеру, если мы любим человека, то стараемся быть в тех местах, где его можно встретить. Мы ищем его, надеясь на встречу.

А Юнг говорил, что у него не было ни одного пациента старше 30 лет, который не искал бы Бога. Но если мы ищем Бога, куда же отправимся в поисках, как не в дом Божий — в храм? Как мы можем привлечь Его внимание, если не будем участвовать в таинствах Церкви и общих молитвах — в богослужениях, которые усиливают наши немощные обращения, словно динамики — тихий звук? И как мы поймём, что нашли Его, если не будем соединяться с Господом в таинстве Причастия? Мы готовы часами сидеть под «нужным» кабинетом, ходить и ходить к какому-нибудь начальнику для решения обыкновенного житейского вопроса, а к Тому, от Кого всё зависит, не идём. Мне кажется, это для нашей жизни просто трагический парадокс.

— Почему так часто люди вспоминают о Боге только лишь в период испытаний и страданий? Становится ли людям легче, если они обращают своё внимание к Богу?

— Так происходит, возможно, потому, что в остальное время жизни нам кажется, что мы сами всё можем, во всём сами разберёмся и всё решим. Господь говорил: без Меня не можете делать ничего. Вот испытания и проявляют наш истинный масштаб, нашу недостаточность и слабость. Скорбящий человек скорее оценит крестные страдания Господа, Его жертву за нас. Легче ли становится, если обратиться к Богу? Мягко говоря, немного наивно полагать, что поставленная наспех свечка в храме обязывает Бога исполнить нашу просьбу, как будто мы обращаемся в бюро добрых услуг. Он ищет совсем не таких отношений с нами. Господь стремится помочь, но ждёт ответного стремления к Себе, поиска искреннего диалога с Ним, нашей готовности меняться, жить по заповедям.

Православная вера в этом смысле очень требовательна, в чём-то даже драматична, так как требуется постоянная работа над собой, самоограничения, бесстрашное видение своих несовершенств и многое другое, что один старец назвал волей к святости. И хоть долготерпеливый и многомилостивый Господь, имея Свои пути нашего спасения и смотря в наши сердца, часто подает помощь и утешение, не дожидаясь от нас духовных подвигов, мы не освобождаемся этим от необходимости собственных усилий. А легче становится, возможно, в том смысле, что с Богом жизнь становится ясной для нас, очень простой и нам самим понятной, что, как мне кажется, свидетельствует о ее правильности, так как если в жизни начинаются драматизмы и недоумения, значит, мы от верного пути уклонились. И ещё, конечно, появляются ни с чем в мире не сравнимые радость, душевный покой, безбоязненное отношение к жизни.

— Как удержать свою веру? Как удержать себя в храме даже тогда, когда всё в жизни станет спокойно?

— Мы часто так рассуждаем: вот, наконец, испытания закончились, можно в храм и не ходить: просить вроде бы не о чем. Но друзья, к которым мы обращаемся только в трудную минуту, или супруги, о которых мы вспоминаем только когда в них есть нужда, вряд ли захотят оставаться нам друзьями и супругами. Любя их, мы стараемся хранить им верность в любой момент жизни, трудимся душевно для поддержания отношений. А Господа откладываем до следующих скорбей. Любовь к Богу, память обо всех благодеяниях Божиих нам, уверенность во всегдашней Его милости дают силы хранить верность выбранному пути. Не только помолиться в трудный момент или освятить куличи — духовная жизнь. Вся наша жизнь — и есть жизнь духовная! В каждую её минуту и на любом месте. Спасение — не проблема свободного времени, привычки, традиций или культурных пристрастий, а со всей бескомпромиссностью поставленный бытийный вопрос: избираем ли мы жизнь вечную или вечную смерть? Хотим ли быть вечно в свободе и радости любви — или превратиться в бессмертных нечеловеков, по Борхесу?

— Сейчас все говорят о кризисе. Чем может помочь Церковь людям в кризисные времена?

— Святитель Николай Сербский, говоря о кризисе 30-х годов в Америке, напоминал, что в переводе с греческого «кризис» — это «суд». Суд Божий. От кризиса мы в растерянности, а суд Божий — очень понятно. Сразу ясно, что надо делать. Вот дореволюционная экономика в России, как известно, кризисов не знала, а развивалась небывалыми темпами. Множество предпринимателей, в особенности купцов, отлично понимали, Кому они обязаны процветанием. Потому и появлялись во множестве храмы, монастыри, больницы, приюты, школы. Церковь — явление не социальное, поэтому от событий за окном не зависит, а всегда, во все времена помогает нам тем, что зовёт нас к спасению и уже две тысячи лет предлагает для этого неизменный путь — путь к Богу через церковную жизнь и исполнение заповедей. Кроме того, как замечательно сказал Юнг, вера даёт нам возможность опереться на нечто, лежащее вне жизни, чтобы иметь возможность суждения и свободного решения. Как иначе мы можем оценивать происходящее вокруг?

— Расскажите, пожалуйста, о Вашем монастыре.

— Монастырь наш ещё очень молодой, находится на Украине, недалеко от Киева. Он основан в честь иконы Божией Матери «Отрада и Утешение». У этой замечательной афонской иконы потрясающая история, и, как нам известно, наш монастырь — единственный, ей посвященный. Мы и архитектурный стиль выбрали афонский. Там, где мы строим, не было собственно монастыря, но в XVII–XIX веках земля была монастырской. Это замечательно красивое и очень благодатное место. Сейчас условия трудноватые, но по милости Царицы Небесной стройка потихоньку движется.

— На этой неделе православные люди отмечают Пасху Христову. В связи с этим светлым праздником скажите, пожалуйста, что-нибудь нашим читателям.

— Представьте: всю жизнь мы живём на чужбине, вдали от нашего горнего отечества, от нашего Небесного Отца. И вот наступил день, в который мы все — достигшие и новоначальные, постившиеся и непостившиеся — попадаем в полноту всего самого прекрасного, что в обычной жизни встречается в самых микроскопических крупицах. Мы попадаем в Отеческие объятия, в ликование, свет, любовь. Это и есть Пасха. Наконец-то нет смерти, нет страха. Я желаю всем нам как можно дольше удерживать в душе пасхальное настроение и никогда не забывать, что «ничто не разлучит нас от любви Божией». И пусть будет всегда с вами благословение Царицы Небесной — Отрады нашей и Утешения.

Источник