Новости

Беженство, смерть и сиротство. История одной украинской семьи

Беженство, смерть и сиротство. История одной украинской семьи

21 июня 2022

 

Полька Ольга и украинка Олена, бежавшая из Киева с двумя сыновьями. Они разговаривают в больнице. Ольга обещает Олене, что будет опекать детей, когда той не станет. «Как описать историю человека, который совсем недавно был здесь? Остались только два мальчика и урна с прахом».

Дедушка Василий идет по тротуару, словно по вязкому болоту. «Все добре?» — спрашиваю я на ломаном украинском, показывая на его ступни, которые он почти не отрывает от земли. Он кивает головой. Шарк, вдох, шарк, выдох. Он еще крепче сжимает в ладони ручку бумажного пакета в цветную полоску. Мы идем в прушкувскую санэпидстанцию, чтобы опечатать урну с прахом его дочери Олены. Без этого Василий не может перевезти ее через границу и похоронить.

Мы совсем мало знакомы, но я сопровождаю его, чтобы помочь в переводе бюрократических нюансов. Мы идем узкой улочкой, деревья в садах едва покрылись цветами. Запоминаю дорогу: вишня, белая древовидная магнолия, чуть дальше — розовая, с цветами как на параде, а там разросшаяся на полгазона форзиция. В учреждении нас уже ждут. Мы садимся за небольшой столик. Василий вынимает из пакета белую, гладкую урну, не больше 20 сантиметров высотой. Сотрудницы умело оклеивают ее крышку бумажной лентой с печатями, Василий подписывает документы. «Когда вы хотите ехать?» — «Может, послезавтра». «В Киев поедете?» — спрашиваю я, когда мы выходим на солнце. «В Полтаву. Похороны там». Где-то возле магнолии ручка пакета отрывается, Василий в последний момент спасает урну с прахом дочери от падения на тротуар. Остаток пути он несет ее в руках.

Я хочу узнать историю Олены. Я знаю, что она приехала в Польшу в конце марта с двумя сыновьями: двенадцатилетним Остапом и девятилетним Максимом.

Через неделю она оказалась в больнице, а ее дети под Варшавой, в доме Ольги Слеповроньской. Ольгу я знаю уже несколько лет. Когда она написала в своих социальных сетях о двух мальчиках из Украины, которых опекает, я спросила ее:

— Расскажешь мне обо всем?

— Расскажу. Может быть, тогда я и сама лучше пойму все это.

Первый звонок: Примешь их?

Я знаю, что Олена не сразу бежала из Украины. Лишь через месяц после того, как на страну полетели первые российские ракеты, Олена собирает несколько рюкзаков и уезжает с сыновьями из Киева. 23 марта они пересекают польскую границу, попадают в Центр гуманитарной помощи PTAK в Надажине под Варшавой. Четыре жестяных павильона, каждый из которых может вместить больше тысячи человек — тех, кто начиная с 24 февраля бежал от войны и пересек украинско-польскую границу. Некоторые здесь уже по много недель, другие задерживаются ненадолго и отправляются дальше. Я представляю себе лицо Олены в этой многотысячной толпе, усталое и желтое, как будто кто-то раскрасил его детской акварельной краской. Опухоль с метастазами в печени.

Про Ольгу я знаю, что она иногда боится. Больше всего — того, что начнется война или ее свалит болезнь, и ее собственные дети пропадут где-то, отданные на милость чужих взрослых людей. Расставшись с их отцом, она продала варшавскую квартиру и вместе с восьмилетним Рохом и пятилетней Идой перебралась в Прушкув, в дом с садиком.

Весь март через Ольгин дом проходят всё новые и новые гости — украинцы, которым нужен кров на несколько дней перед дальнейшей дорогой. Ольга вместе с ассоциацией Mudita, которую она возглавляет, организует эвакуацию, жилье и лечение для людей с инвалидностью из Украины. Она теперь почти не отходит от компьютера. Ее гостиная выглядит так, словно через нее прокатился небольшой фронт, и то и дело раздается очередной сигнал: мессенджер, почта, мобильник... Но 2 апреля все замирает.

Неизвестно, кто вызвал врача. Кто-то из обслуживающего персонала надажинского центра заметил, что украинка на кровати у стены не поднимается с нее уже третий день.

Субботнее утро, Олену забирает скорая, мальчиков — полиция. Вскоре после этого Катажина Жак, координатор заместительной семейной опеки из местного центра помощи семье в Прушкуве, принимает телефонный звонок: «Два мальчика из Украины, 9 и 12 лет. Мать в больнице. Никакой близкой родни. Нужно их где-то разместить». Это тот самый момент в работе, когда к стандартным процедурам надо добавить интуицию и личные контакты в телефоне. Катажина откладывает другие дела и звонит Ольге Слеповроньской, своей школьной подруге.

Она знает, что лучшего номера в ее телефоне не найти. Ольга — детский психолог, она объехала автостопом страны из числа бывших советских республик, где по деревням и небольшим городкам проводила семинары на тему эмоций. Она посещала центры для беженцев в Курдистане, Иордании, Турции и Германии. Если не поможет Ольга, то мальчиков придется передать службе опеки. Это самый важный телефонный разговор во всей этой истории. «Примешь их?» — спрашивает Катажина.

Кровать у эвакуационного выхода

Ольга заканчивает работу и спешит домой. Сосед, у которого она оставила детей, возвращает ей Роха и Иду. «С нами поживут два мальчика», — говорит она им. В гостиной у Ольги несколько полицейских, за их спинами Остап и Максим. Первый молчит, второй старается не плакать, в руке у него пачка печенья — дали в полицейском участке. «Ведите себя хорошо и никому не мешайте», — говорит им по-польски один из правоохранителей. Ольга кривится: «Вы не мешаете», — говорит она мальчикам по-русски. Когда полиция уходит, она садится на диван, похлопывая ладонью рядом с собой. «Хочешь?» — спрашивает она младшего, который глотает слезы и слегка качается взад-вперед. Максим садится рядом и кладет голову ей на колени. Так он проведет почти всю следующую неделю.

Я ищу информацию, из которой склею историю Олены. Для меня это как пазл без большей части кусочков. Еду в Надажин.

По Центру гуманитарной помощи меня водят сотрудники Мазовецкого воеводского управления. Сейчас людей стало меньше, вместо четырех павильонов хватает трех, но все равно это несколько тысяч человек.

Склады с постельным бельем, продуктами и предметами гигиены, столовая, круглосуточно действующие медпункты. В павильоне D в несколько десятков рядов стоят раскладные кровати. Чемоданы, сумки, постиранное белье, сушащееся на металлических ограждениях. Координатор пункта временного размещения при мне обзванивает сотрудников — кто помнит женщину с двумя сыновьями? Когда они приехали? Кто вызвал скорую?

В павильонах происходит ротация, их обитатели и персонал постоянно меняются. Наконец получилось. «Их места были у стены, немного в стороне, прямо у эвакуационного выхода», — слышим мы в трубке. Мы вместе идем туда. Я хочу увидеть место, где лежала Олена с сыновьями. Их кровати уже заняты новыми постояльцами. Никаких соседей под боком, здесь можно вообразить себя в уединении. И раствориться в толпе, почти бесследно.

Обещание

Пока Олена лежит в отделении внутренних заболеваний прушкувской больницы, ее дети плачут дома у Ольги. Тоску по матери приходится успокаивать различными способами:

Картошкой фри. Максим не хочет есть ничего другого. Поэтому Ольга садится на красный диван в гостиной и чистит картошку килограммами. Картофельные очистки тянутся, как война.

Объятиями. Максим не сходит у Ольги с колен. Старший, Остап, тоже прижимается. С темными глазами и серьезным лицом он выглядит старше, чем на свои двенадцать. Он кладет голову Ольге на плечо и позволяет гладить себя по коротко остриженным волосам.

Тишиной. Знакомая советует Ольге: может быть, сделать вместе с ребятами что-то, что будет напоминать им о маме? Ольга предпочитает дать им выплакаться. Она гладит их по спинам и говорит по-русски: «Ваша мама — очень хорошая женщина».

Иногда кто-нибудь из мальчиков что-то рассказывает. Что они уже несколько лет жили у дедушки Василия в Киеве, что он занимался ими, пока мама лечилась.

Когда Остап хочет похвалить Ольгин суп, к которому больше никто из детей даже не прикоснулся, он говорит: «Точной такой же готовит мой дедушка», — это самый большой комплимент.

Еще он рассказывает, что в Надажине мама, уже очень слабая, не разрешала им далеко отходить от своих коек, боясь, что они потеряются в толпе. Об отце мальчики никогда не упоминают.

Ольга привозит их в больницу. Максим и Остап входят в приемный покой. Ольга наблюдает за ними через стекло. Она присоединяется к ним, лишь когда сидящая на коляске Олена и ее сыновья ослабляют объятия. «Она тогда спросила меня, что будет с ее детьми. Я ответила, чтобы она не беспокоилась, потому что теперь это уже и мое дело. Тогда Олена добавила: “Если в Украине будет безопасно, они могут вернуться туда. Лишь бы не к моему мужу”», — говорит Ольга. Она обещает Олене, что не бросит ее детей.

Ольга отдает Остапу и Максиму спальню, а свою кровать переносит в детскую.

— Через три дня после того, как у нас появились мальчики, выпал снег, — говорит Ольга. — Я вышла со всеми четверыми в парк, мы разбивали пятками лед на лужах. У меня есть фото с этой прогулки, на нем мы все улыбаемся, только мой Рох смотрит в объектив с грозной миной, вцепившись в меня изо всех сил. Моя подруга сказала, что еще никогда не видела его таким грустным.

Больничная палата, капельница, рука на животе, спина полусогнута от боли — тело Ольги хорошо помнит эту больничную хореографию. После долгой борьбы с острым гепатитом Ольга почти год тому назад услышала то, что не суждено было услышать Олене: «Вы здоровы». «Ида была еще малышкой, а вот Рох хорошо запомнил, как я болела», — говорит Ольга. Когда он узнал, что у матери мальчиков больная печень, он долго не мог успокоиться. Просыпался по ночам и проверял, дышит ли его мама.

Второй звонок: Мама умерла

Приходит письмо из суда, Ольга становится для мальчишек непрофессиональной приемной семьей. Niezawodowa rodzina zastępcza — примерный аналог патронатной семьи. С этого момента она может принимать за них решения так же, как за собственных детей: записать в школу, отвести к врачу. Она подписывает документы.

Олена слабеет. Кожа и пожелтевшие белки глаз контрастируют с розовым халатом. Ее навещает Мария Хомюк, украинская волонтерка, которая часто помогает с переводом польским официальным лицам. Она познакомилась с мальчиками в тот день, когда скорая увезла их маму из Надажина. Теперь Мария раз в несколько дней приходит в больницу.

Олена в основном говорит о сыновьях и расспрашивает о них. Мария показывает ей фото в телефоне: мальчики, улыбаясь, позируют в гостиной у Ольги. Олена рада, что они попали в такой хороший дом.

Сыновья нарисовали матери открытку: контуры границ Украины, окрашенные желто-синим, надпись на полстраницы: «Слава Украине, героям слава». Сами они в этот раз не смогли ее увидеть: желудочный грипп на несколько дней уложил их в постель. Мария обещает, что как только им станет лучше, они вновь навестят маму в больнице.

8 апреля с утра звонят телефоны. Первое соединение: Прушкув — Варшава, волонтеру Марии звонит врач из прушкувской больницы. Следующее: Варшава — Киев: это Мария набирает номер дедушки Василия, отца Олены, с которым ей раньше уже доводилось разговаривать. Дальше: Киев — Прушкув: теперь Василий звонит своему внуку Остапу. Остап подходит к Ольге: «Мама умерла».

Мальчик просит ничего пока не говорить младшему брату. Василий отправляется в Польшу. Его приезд организует Мария. В Польшу едет и Людмила, бабушка мальчиков со стороны отца.

Тело Олены

Несколько дней спустя Василий и Людмила появляются у дверей Ольгиного дома. Каждый привез с собой что-то свое: Василий — печаль, сломившую его пополам. Людмила — сильную решимость как можно быстрее забрать ребят в Украину. И документы, указывающие на нее как на законного опекуна детей. Она смогла их оформить, поскольку отец мальчиков не лишен родительских прав.

«Вначале Людмила и Василий кричали друг на друга. Я догадывалась, что они объясняются по поводу каких-то застарелых конфликтов, но мало что понимала из этой ссоры. Затем они помирились, а потом снова начали ссориться — на этот раз из-за судьбы мальчишек. Василий хотел, чтобы они остались в Польше. Людмила даже слышать об этом не желала», — рассказывает Ольга.

Следующие три недели сливаются у Ольги в одно: ссоры бабушки и дедушки ребят. Одинаковый смех четверки совершенно не похожих друг на друга детей, когда они прыгают на батуте в саду у Ольги.

Склоненная над книгами спина дедушки Василия. Получение Олениных вещей в больнице. Организация средств на кремацию. Выбор урны (простая, без креста, потому что доступны только католические). Прикрытое белым полотном тело Олены в зале похоронного дома, и Василий, в одиночестве прощающийся с дочерью. Учреждения, бумаги, подписи. Получение урны: Васиий принес ее домой в бумажном подарочном пакете в полоску, с надписью «happy day».

Гнев и скорбь

Когда я наконец приезжаю познакомиться с Василием и Людмилой, в воздухе висят гнев и скорбь. «Сегодня они так ссорились, что я на них накричала. Кажется, обиделись, сидят все в комнате», — Ольга кивает головой в сторону двери с цветными стеклышками. За ней тишина. Наконец мы все-таки здороваемся: я привезла Василию несколько украинских книг, так же, как и мальчишкам, Людмила вежливо кивает мне головой из-за телефона. На полу в их комнате стоят сумки и чемоданы с вещами всех четверых. Точнее, пятерых, ведь вещи покойной тоже должны быть где-то там. Как и урна с ее прахом.

Я пытаюсь сложить в голове историю этой семьи. Ищу подсказок в морщинах на лице бабки: вертикальным между бровями приписываю суровость. Диагональные морщины вокруг глаз появляются вместе с улыбкой, когда она смотрит на внуков. По дому она ходит в зеленой пелерине из теплого одеяла. Она худощава, энергична, мягкое слово «бабушка» ей не подходит. У дедушки тяжелый шаг, спина согнута, как будто именно на ней он носит свой траур по дочери. Он много читает, мало говорит, у него натруженные руки и недостаток терпения к мальчикам. Однако я вижу, что старший сильно привязан к нему. Младший, кажется, предпочитает бабушкины объятия.

«Поначалу она показалась мне строгой, но мальчишки сразу же прильнули к ней. Особенно Максим, — говорит Ольга. — Это бабушка заслоняла их от всего после смерти мамы, готовила еду, следила, чтобы они умывались. И отсчитывала дни до возвращения в Украину. Наверняка Олена сильно отстранилась от мужниной семьи, потому что ее свекровь даже не была в курсе, что она так тяжело больна. Но дети, должно быть, ездили к бабке на каникулы, я видела, что они к ней очень привязаны».

Я высчитываю в уме: Максиму, вероятно, было года четыре, когда Олена ушла от мужа. Остапу — восемь. Он говорит, что не хочет возвращаться к отцу.

Зато Людмила порой вздыхает о сыне, воюющем на украинском фронте: «Наш герой, хоть бы он благополучно вернулся, хоть бы дети не потеряли отца». В тот день, когда я с ними знакомлюсь, мы мало разговариваем. В их скорби — ни во взрослой, ни в детской — нет места для моих расспросов об Олене. Когда мы прощаемся, я обещаю привезти еще книг. «Неважно, о чем, лишь бы глаза занять», — говорит Василий. Вечером я получаю сообщение от Ольги — она спрашивает, не схожу ли я с дедушкой Василием в санэпид, завершить формальности с урной.

Мои украинские сыновья

– Что, уже всё? — спрашивает Людмила, когда мы с Василием возвращаемся из санэпидстанции с опечатанной урной.

– Всё.

Людмила берет телефон, а когда откладывает его, то четыре места в вечернем автобусе до Полтавы уже зарезервированы. Никаких «может, послезавтра» — они возвращаются, ведь в Украине не везде стреляют. Василий не протестует, подчиняясь очередным командам Людмилы, с которой еще час тому назад яростно ругался из-за этого отъезда.

Мальчишки уткнулись в телефоны. Я бросаю взгляд на Ольгу — она, сидя за компьютером, лишь разводит руками. У нее усталый вид. Всей полнотой прав опеки над ребятами обладает теперь Людмила. Она решает. Ольга помнит о том, что обещала Олене, но закон и в Польше, и в Украине считается с кровным родством, а не с обещаниями, данными в больничных коридорах.

Я помогаю копировать документы, которые мы сейчас отправим в украинское консульство. Оно выдаст последний, необходимый для транспортировки человеческого праха документ. Мы фотографируем очередные бумаги, будто двигаясь вспять во времени. Свидетельство СЭС об опечатывании урны — есть. Сертификат из крематория — есть. Свидетельство о смерти — есть. Наконец, копия паспорта Олены. Светлые, зачесанные за уши волосы, челка и большие глаза, цвет которых не угадать по черно-белой копии. Огромные, они едва умещаются на исхудавшем лице.

Я еще раз заглядываю в документы Олены, смотрю дату рождения — незадолго до войны ей исполнилось 42 года. Знала ли она тогда, сколько времени ей осталось? Ехала ли она в Польшу с надеждой вылечиться, или в своем умирании просто нашла последние силы, чтобы увезти сыновей от войны? Я не могу расспрашивать обо всем этом ее близких. Спрашиваю Ольгу, знает ли она об Олене что-нибудь еще.

— Василий сказал, что она изучала психологию. Так же, как я, — отвечает она. — Я вижу в ее истории жизнь, которая могла бы достаться мне самой. Расставание с отцом детей, болезнь, даже такое же образование. Вначале я даже думала, что у нас одинаковые имена. Понятия не имею, откуда эта ошибка, может, ослышалась? А может быть, кто-то назвал ее уменьшительным именем? «Оля» звучит похоже. Только потом я увидела в документах, что она Олена.

После полудня Ольга прощается со всеми четверыми — Василием, Людмилой и мальчиками, которых называет «мои украинские сыновья».

Она не может отвезти их на вокзал, ее ожидает давно назначенный визит к врачу с Рохом и Идой. «До встречи в Полтаве, обязательно приезжай к нам туда!» — говорит Людмила. Василий выходит в Ольгин сад и срезает еловую веточку. Оборачивает ее влажной тряпкой и прячет в сумке. Говорит, что это на могилу Олены.

Домой

Мы выносим из дома багаж и медленно движемся в сторону железнодорожной станции, с которой поедем на варшавский Западный вокзал. Людей на вокзале значительно меньше, чем в первые недели войны. Кое-где еще видны волонтеры в оранжевых жилетах, в здании слышна в основном русская и украинская речь, зато никаких толп, поэтому удается присесть в ожидании автобуса. Приходит Мария, щиплет Остапа за щеку.

– Что такой грустный? Не рад?

– Не рад.

Это слышит бабушка.

— Не говори так, Остап! — Людмила качает головой, вытирая покрасневшие глаза.

– А ты? — взъерошивает Мария волосы Максима.

– Рад. Я хочу домой!

– Домой, — повторяет, как эхо, Людмила и крепко прижимает к себе младшего внука.

Мимо нас проезжают автобусы. Мариуполь, Киев, Запорожье — читаем мы на табличках, вставленных за лобовым стеклом. Наконец подъезжает тот, что нужен нам. Дедушка и Максим укладывают чемоданы в багажник. Остап сторожит ручную кладь. В конце концов бабушка и младший внук садятся в автобус, мальчик громко смеется, машет мне из-за окна. Остап берет черный пластиковый пакет, в который поставили урну с маминым прахом, и вместе с дедушкой Василием заходит внутрь. Остап садится в конце автобуса, у окна. Урну ставит между ног.

Имена близких Олены я изменила. Не привожу и ее фамилию — мы никогда не встречались, и я не знаю, согласилась ли бы она ее опубликовать.

Перевод Сергея Лукина

Статья была опубликована на портале Oko.press

 

Видео

Как перестать бояться будущего?
Как перестать бояться будущего?

Список телефонов доверия для подростков. Детям необходима поддержка как родителей так и учителей. Для этого в Киеве работает множество телефонов доверия, позвонив на которые можно получить консультацию и необходимую психологическую помощь.

Наши питомцы очень нуждаются в финансовой и материальной помощи. Монастырь не в силах помочь такому количеству животных своими силами, поэтому обращаемся ко всем неравнодушным людям с просьбой помочь нашим животным в это трудное для них время.

Для благотворительного проекта по разработке православной духовной атрибутики требуется помощь дизайнера !

По этому номеру телефона вы можете получить квалифицированную консультацию по вопросам относительно туберкулеза...

Огласительные беседы желающими принять Святое Крещение!!!

Приглашаем всех желающих в Студию детского творчества при храме святителя Григория Богослова! В Студии работают две школы: Школа живописи и Школа прикладного искусства.

В храме свт. Луки Крымского каждое 2-е воскресенье месяца проходят молебны с акафистом Божией Матери Неупиваемая Чаша, о страдающих от алкогольной, табачной, наркотической, игровой зависимостей и любящих их близких людей.

До уваги батьків особливих дітей! Проводиться набір діток в «Центр змішаного типу для дітей з функціональними обмеженнями» ГО «Родина»

Розшукуємо пацієнтів з онкологією, які зіткнулись з проблемами у лікуванні, а саме: нестача ліків, зловживання з боку медперсоналу, перепродаж ліків по завищених цінах тощо.

Запрошуємо вивчати мову жестів!

Участились случаи мошенничества в сфере помощи онкобольным детям. Мошенники, представляясь родителями больных детей просят помощь на лечение.

Благотворительная продажа работ (картин, поделок, аппликаций) сделанных руками детей и волонтёров на Изостудии при Институте рака ул. Ломоносова 33/43

Волонтерское движение "Молодость неравнодушна" существует на ваши пожертвования. Ваша помощь значит, что мы сможем продолжать работу!